Памятник отцу

Мои одноклассники родились семь лет спустя после Победы, войны не знали. Послевоенных горестей особо не вкусили. Но война эхом отозвалась в судьбе каждого. В редкой семье могли похвастаться живым дедом, похоронки берегли во многих. В семейных альбомах хранились снимки – отцы во фронтовых гимнастерках. У нас такого фото не было.

Этот снимок – наследство от тети, ушедшей лет десять назад. Надпись: «Сестре на память».

Указан год – 1943, адрес – Ташкент, госпиталь.

Отец родился в 1914м  год начала Первой мировой войны. Наверное, поэтому так много досталось ему солдатского лиха. Впрочем, и иного лиха тоже досталось в избытке. Семья деда угодила в жернова коллективизации. В их деревне с кулаками вышла загвоздка. Не было таких. Взялись за середняков, разорили безжалостно все крепкие хозяйства. Из обжитого дома выгнали, устроили вроде бы избу-читальню для бедноты. Взрослых детей объявили лишенцами. (Спустя пол века был в той деревне, читальни не обнаружил, не было практически и народа: наследники тех, кто ходил читать «Правду» в дедовский дом, разъехались, похоже, по белу свету, поля стояли нераспаханными, на всю деревню две коровы…) У отца выхода не было, кроме как податься на заработки в Донбасс. Трудовую биографию начинал шахтером. В 1939м призвали на финскую. О той войне даже в 60-80е много не говорили. Записи в военном билете отца об участии в негромкой северной войне мы не нашли. Знали только, что сильно отморозил там ноги, страдал по ночам до последних дней.

В действующую армию призван осенью 1941-го. Воевал на 2м Белорусском фронте. Сапер. За подрыв вражеского эшелона награжден медалью «За отвагу». Контужен. Ранен был не раз. Мама ездила к отцу в госпиталь в Куйбышевскую область.

Оставив годовалую дочку на попечение соседям, отправилась в не близкий путь. Ей было двадцать, опыта странствий никакого. По русски говорила плохо. Добралась до нужной станции. Десять километров пешком. Мороз за 30. Замерзла страшно. В поселке постучалась в окно первого дома. В простой семье Гавриловых обогрели. Накормили. Предоставили угол для ночлега. Утром увидела отца, неделю не покидала больницу  выхаживала. Помогала бойцам-соседям по палате… Эту историю мы знали. Про Ташкент  нет… Еще предание. Отец вернулся с войны – ранней весной  комиссовали. Мама на работе. Сестра, пять лет ей должно было исполниться месяца через три, на крыльце играла в тряпочки (кукол не было). В исхудавшем солдате отца не признала, она ведь толком его не видела  две войны, одна за другой. В дом не впустила, закрылась и сидела за дверью, дрожа от страха. Открыла на мамин голос: «Встречай папу, дурочка…».

Отца мне довелось видеть сильно выпившим дважды. В первый раз  9 мая 1965 года, когда День Победы признали государственным праздником. А во второй… Отец отправился на рынок за молодой картошкой. И пропал… Объявился к вечеру с однополчанином. Тот приехал из дальнего района области продавать свинину с подсобного хозяйства. Что стало с мясом  загадка. Фронтовики загуляли. Сильно выпив, сидели за дощатым столом под березами на улице Федерации, что всегда шла перпендикулярно Слободской, которую переименовали в хрущевскую оттепель в улицу вроде как невинно пострадавшего Тухачевского. Плакали. Поминали овчарку Линду, погибшую при разминировании совхозного поля в Белоруссии. Соседи подсаживались за стол  дядя Гриша, всю жизнь ковылявший на одной ноге, вторую потерял под Москвой, тетя Аня  про нее известно, что была санитаркой, семьей не обзавелась  мужики после войны были наперечет, жила рядышком с семьей своей сестры Нади… За белорусов выпили  славный народ. Фашист с ними обошелся подло. Ни единой целой избы не оставили нелюди, все пожгли. Угощать братьям-славянам освободителей было нечем. Отблагодарили…баней. Устроили бойцам помывку в землянке. Тоже радость! И за баню в землянке провозгласили тост… Почему не сел за стол с фронтовиками, не записал их рассказ?

Поздоровался, побежал по делам.

Лето, экзамены, спешил на консультацию по старославянскому языку, учился тогда на первом курсе пединститута. Не могу простить себе по сей день… В Германии отец не был. Сестра прожила там пять лет с мужем офицером, выпускником танкового училища. Брат служил срочную под Магдебургом. Я ездил в ГДР каждый год. Удивляло, что отец не расспрашивал, как живут его сверстники-немцы.

Показывал ему фотографии солдатских захоронений в Потсдаме.

Отец внимательно, с лупой, читал фамилии в скорбном списке под красной звездой.

Если бы не ранили в Белоруссии, тут могли быть мы все…

Как это  все?

Поймешь потом… Теперь понимаю. Старшая сестра родилась до войны  в 1940м.

А мы четверо  дети победы. Вторая сестра увидела свет в 1946м. Братья  в 1952, 1954, 1956 годах… В нас метили фашисты. Мы могли лежать  еще неродившиеся  в безымянной могиле у литовского хутора, на воинском кладбище в белорусской деревне… Бог спас, говорят теперь.

В 90е годы отец получил право на бесплатный билет фронтовика. Тогда еще из аэропорта, что за Свиягой, рядом с Баратаевкой, летали дважды в неделю самолеты в Ленинград. Я встречал его в аэропорту «Пулково». Проблемы были при отлете. Несколько раз приходилось идти через металлоискатель.

Снят пиджак с медалью, выложены и ключи, и ремень. Все равно звенели осколки мин. Не все удалось удалить в госпиталях в Куйбышевской области и в далеком Ташкенте.

Я подходил к ребятам, производившим досмотр, объяснял, в чем дело.

Они улыбались: «Проходи, дед!».

Знаменитая Римма Шепелькова сделала о нем передачу на областном радио. Потом отца пригласи ли на телевидение. Передачу видел. Удивило: совсем не волнуется.

Смотрит в камеру, улыбается, вспоминает имена товарищей, тех, кого не ранило  убило на белорусских полях. Собака Линда жила в его рассказах. Вернувшись, огорченно вздыхал: нашего брата совсем не осталось, на всех встречах только штабные да интенданты, вымерли мы раньше их, выходит. И все равно был счастлив, что позвали, выслушали, букетом сирени отблагодарили. Теперь ясно: он потому так радостно воспринимал каждую мелочь, что знал  не всем досталось мирное нехитрое счастье: солнечное утро, щедрый урожай яблок в саду, полет по билету фронтовика к сыну, в Ленинград.

Обзвонил родню: найдите запись передачи. Оказалось  нет ни у кого. А ведь были уже видеомагнитофоны. Почему не сохранили они нам живого отца?

Племянник готовил рассказ о нем для студенческой работы. Собрал документы  военный билет, выписки из госпиталей. У отца оказалось много наград. Кроме медали «За отвагу», еще ордена, которыми награждали фронтовиков, начиная с 1965 года. Мы впервые увидели, как их много.

Возьмем с собой в мае на его могилу. Маленькое татарское кладбище скромно притаилось в березовой рощице по дороге на Лаишевку. Там коттеджный поселок уже вплотную подступил к погосту. Вся кий раз удивляюсь: каково людям живется по соседству с кладбищем? Но вид, наверное, из их евроокон живописный. Особенно сейчас, в мае. Весна на Волгу приходит раньше, чем на наши севера. Деревья, поди, уже радуют своими первыми листочками, зеленеет трава. Вот-вот взорвет всю округу своим запахом и неистовым цветом сирень, которую так любил отец.

Радостно поют по утрам соловьи  жизнь прекрасна… У памятника, что поставил фронтовику Ленинский райвоенкомат, будем вместе  его 95-летняя вдова, четверо живых детей, зятья, невестки, восемь внуков, пять правнуков.

Буду читать про себя стихи Андрея Вознесенского: «Я  памятник отцу Андрею Николаевичу.

Юдоль его венцу, Его счета оплачиваю…».

Мансур АРИФУЛИН, г.Санкт- Петербург.

Снимки из семейного архива.-

Дата публикации: 21-05-2015 Автор: