Толстой им не союзник
В процессе нагнетания национал-патриотического угара, который идет в России с конца прошлого года, власть усиленно выискивает фигуры, на чей авторитет могла бы опереться.
Так обнаружен был философ Иван Ильин, в результате революции 1917 года оказавшийся за границей, там умерший и недавно перезахороненный на родине; так вспомянут был теолог и мыслитель Николай Бердяев, высланный в 1922 году за границу же на «философском» теплоходе; так обласкан в последние годы историк Николай Карамзин… Но самым крупным союзником наша власть, без сомнения, хотела бы видеть графа Льва Толстого, которого то один, то другой представитель нынешней чиновной рати нет-нет да и назовет своим любимым писателем.
Толстой и Россия – имена практически равнозначные, а в какие-то периоды истории первое имя было, возможно, даже крупнее второго. Гениальный писатель, великий мыслитель, грандиозная личность, затмившая собой, кажется, и писателя, и мыслителя, самый известный в мире русский да, наверное, и вообще самый известный на планете человек.
Во всяком случае, стоящий на одном уровне с Аристотелем, Леонардо да Винчи и Микеланджело. И понятно, почему так заманчиво для них было бы заполучить Толстого в свои ряды, которые они считают патриотическими и вспоминают в первую очередь его «Севастопольские рассказы».
Почему-то принято видеть в этих рассказах описание героизма, проявленного нашими солдатами и офицерами при защите Севастополя в Крымскую войну середины 50-х годов XIX века. Недавно я «Севастопольские рассказы» перечитал: нет в них никакой героизации, а есть мерзости войны, бессмысленная гибель на бастионах и русских, и французов, бестолковость в российских войсках, когда наши военнослужащие не понимают, куда приехали воевать, и не находят части и соединения, в которые были командированы с «материка». Офицеры подличают, стараясь всячески увильнуть от дежурства на передовой, где можно погибнуть от разрыва вражеских снарядов или от шальной пули. А если все-таки туда попадают, сразу начинают мечтать о наградах, к которым, скорее всего, будут представлены. Особенно в случае ранения – это уж никак не меньше какого-нибудь ордена. А в свободное время они гуляют с дамами по севастопольским бульварам. «Одно из двух: или война есть сумасшествие, – писал Толстой в рассказе «Севастополь в мае», – или ежели люди делают это сумасшествие, то они совсем не разумные создания, как у нас почему-то принято думать».
На мой взгляд, уже в этих рассказах, написанных, когда Льву Николаевичу было 27 с небольшим, виден тот Толстой, каким он стал в конце XIX и начале ХХ века. А стал он непримиримым противником всякой несвободы и всякого насилия, включая насилие на «хороших», то есть «справедливых» войнах, врагом всякого государства и всякой власти, как светской так и церковной. Для него нет практически никаких авторитетов. Императора Николая II он называет неумным юнцом и клеймит лживость священного Синода. Толстой не сгибается даже перед угрозой отлучения от церкви и анафемы, которой в 1901 году он и был предан. В своей гнусности попы дошли до того, что объявили ему войну, даже мертвому, запретив его поминовение и панихиды по нему. И именно в эти, последние годы его жизни, слава Толстого достигает вселенских масштабов.
В эти годы в ходу присказка. «В России два царя: Николай II и Лев Толстой», а на письмах к нему со всех континентов в качестве адреса пишется всего два слова: «Россия. Толстому».
Об отношении великого писателя к тем патриотам, в чьи ряды его сейчас сватают, – разговор особый. Некоторое время назад публицист и музыкальный критик Артемий Троицкий привел в интернете отрывки из произведений Толстого, в которых он дает оценку этому понятию. Оценки, что называется, абсолютно вдрызг. «Патриотизм – чувство безнравственное потому, – говорит Лев Николаевич, – что вместо признания себя сыном Бога, как учит нас христианство, или хотя бы свободным человеком, руководствующимся своим разумом, – всякий человек под влиянием патриотизма признает себя сыном своего отечества, рабом своего правительства и совершает поступки, противные своему разуму и своей совести. Патриотизм в самом простом, ясном и несомненном значении своем есть не что иное для правителей, как орудие для достижения властолюбивых и корыстных целей, а для управляемых – отречение от человеческого достоинства, разума, совести и рабское подчинение себя тем, кто во власти». Яснее, по-моему, не скажешь.
О русском народе Толстой был, кстати, лучшего мнения, чем и тогдашние властители, и нынешние, и писал о нем: «Веры своей, той православной, государственной, которой он будто бы так предан, он большей частью не знает, а как только узнает, бросает ее и становится рационалистом; к царю своему, несмотря на непрестанные, усиленные внушения в этом направлении, он относится, как ко всем начальственным властям, – если не с осуждением, то с совершенным равнодушием; отечества же своего, если не разуметь под этим свою деревню, волость, он или совершенно не знает, или, если знает, то не делает между ним и другими государствами никакого различия». Да наши чиновники и чуют, что Лев Толстой им чужак, и, вероятно, поэтому в 2010 году они по сути замолчали столетие его смерти. Но попытки к нему примазаться все-таки не оставляют. Уж больно он велик. Народ же, дескать, про него ничего ведь и не знает, и ему можно объяснить, что Лев Николаевич всегда за них был, а если подключить телеканал «Россия 24» и НТВ, то можно убедить и в том, что он и за «Единую Россию» всегда голосовал. Врут – не голосовал.
Дата публикации: 27-09-2014 Автор: Василий Мельник
