«Как хорошо, что бывают такие потомки…»
В состоявшемся в конце сентября в Ульяновске культурном форуме приняла участие Наталья Жиркевич-Подлесских (на снимке). Представляя ее мне, местный краевед Сергей Петров добавил: «Как хорошо, что бывают такие потомки». Наталья Григорьевна – внучка известного в Симбирске мецената Александра Владимировича Жиркевича. О Жиркевиче я знала: когда-то читала в журнале «Волга» страницы из его дневника симбирского периода, а в последние годы листала в архиве его дело о дарении городу уникальной коллекции. Она состояла из 2000 предметов: живопись, графика, рисунки, акварели, предметы историко-культурного значения. В настоящее время сохранилось 900 работ самого высокого уровня. Зато каких! Репин, Брюллов, Айвазовский, Каниевский и другие.
Великолепная коллекция рисунков молодых художников Егорова, Угрюмова, Брюллова могла бы украсить любой музей мира, как и портрет П.В.Кукольника работы Карла Брюллова, а хранится это в Ульяновском художественном музее. Помню, поразило несоответствие оплаты: такое богатство и всего-то пять пудов муки плюс солдатская шинель. Правда, Александр Владимирович попросил еще деньги на проезд по железной дороге от Симбирска до Вильно. Впрочем, шел 1922 год.
Голод, болезни. Уже умерла жена Жиркевича, ему хотелось спасти от голода дочерей…
До войны у одной из его дочерей родилась дочь – Наталья. В середине 80-х годов она, следуя завету матери – Тамары Александровны, младшей дочери Жиркевича, – продолжила ее работу с архивом своего деда. Окунулась в него и поняла, что, кроме дара музыканта (она – педагог-музыкант), обладает даром исследователя. В этой нелегкой работе ее радуют архивные находки. Так, например, на основе дневниковых записей Жиркевича получились замечательные книги. «Встречи с Толстым: Дневники. Письма» стала новым словом в толстоведении. За эту работу Жиркевич-Подлесских стала лауреатом Горьковской литературной премии в номинации «Мои университеты».
Пользуется популярностью изданная Пушкинским заповедником книга «По Пскову-то сам Пушкин мне земляк», в которую вошло собрание писем одной из образованных и талантливых женщин ХIХ века Екатерины ОстенСакен к Александру Владимировичу Жиркевичу, а также страницы его дневника о ней. В 1998-99 годах в журнале «Русская литература» изданы воспоминания об Апухтине. Но наиболее ценна для нас, симбирян, книга «Потревоженные тени. Симбирский дневник».
Все эти издания дошли до читателя благодаря внучке Жиркевича – Наталье Жиркевич-Подлесских. Вот как сложился наш разговор с ней.
Прятал дневник в землю
- Наталья Григорьевна, расскажите, как складывалась судьба Александра Владимировича до Симбирска.
- Он был внуком одного из симбирских губернаторов. Иван Степанович Жиркевич управлял Симбирской губернией всего два года (в 1835-1836 годах), но сумел оставить о себе мнение как о честном и неподкупном губернаторе. Его внук, Александр Жиркевич, родился в городе Люцине (ныне Лудза), но учился в городе Вильно (ныне – Вильнюс) сначала в реальном училище, затем – в пехотном юнкерском, после чего продолжил военное образование в Военно-юридической академии в Санкт-Петербурге. Тогда же начались его первые поэтические опыты в «Вестнике Европы».
Как подающий надежды поэт он был вхож в литературные салоны и кружки, стал своим человеком и в художественных кругах. В эти годы он познакомился со многими известными людьми: Репиным, Апухтиным, Полонским, Фофановым. Свои впечатления от встреч с ними описывал в дневниках. Военную службу начинал в Вильно. Был военным защитником, помощником прокурора, следователем.
Считал своим долгом защищать невинно осужденных солдат. В 1908 году Жиркевич получил звание генерал-майора. С большими терзаниями он принял решение вступить в должность военного судьи, потому что как раз в эти годы появился тайный циркуляр о введении смертной казни. Александр Владимирович не был противником революции, но он был против смертной казни, в каждом случае ему хотелось спасти революционно настроенных молодых людей. Когда понял, что не сможет этого делать, принял решение уйти с военной службы.
Это был мужественный поступок: ведь звание генерала давало возможность достойно содержать семью. Выйдя в отставку, он был вынужден жить на маленькую пенсию. День, когда была принята его отставка, Жиркевич назвал счастливейшим в своей жизни: он был рад, что «не замарал руки ни одним смертным приговором». После выхода на пенсию Александр Владимирович стал общественным попечителем тюрем и гауптвахт. В 1913 году издал книгу «Гауптвахты России должны быть немедленно преобразованы…». Когда началась первая мировая война, Жиркевич с семьей переехал в Симбирск. Огромной потерей стала для него смерть жены – Екатерины Константиновны (урожденной Снитко). Она была из известного в России рода Кукольников. Портрет Павла Кукольника работы Брюллова и сейчас находится в подаренной Симбирску коллекции. Этот портрет очень любил Репин. Работая с архивом, я прочитала письма Александра Жиркевича к юной Екатерине Снитко. Это очень трогательная переписка. Жиркевич не сразу попросил руки Екатерины. В какой-то степени из-за нее он пошел в Военно-юридическую академию. Учился четыре года, и все это время молодые люди переписывались. В 1888 году они обвенчались.
Всю жизнь Александр Владимирович вел свой дневник. Сегодня, спустя годы, я считаю, что он стал самым выдающимся произведением его жизни. Страницы дневника симбирского периода (1915-1925 годы) особенно ценны для вас, симбирян. Симбирская история обязана Жиркевичу сохранением для потомков имени чувашского просветителя Яковлева.
Именно он принял решение записывать воспоминания Ивана Яковлевича, которые затем оформились в книгу под названием «Моя жизнь». Каждый день, в любую погоду, 65летний старик шел в чувашскую школу, задавал подготовленные ночью вопросы, записывал, а потом обрабатывал воспоминания. Благодаря ему народ получил воспоминания чувашского просветителя Яковлева. У него немало и других заслуг перед симбирянами. Именно Александр Владимирович нашел могилу поэта-сатирика XVIII века Дмитрия Минаева, навел порядок в женской тюрьме, принимал активное участие в работе Симбирской архивной комиссии. В его альбомах сохранились биографические подробности многих ярких личностей Симбирска, таких, как тюрколог Ашмарин, «дон-кихот» симбирской медицины врач-психиатр Копосов и другие. Все наиболее яркие имена в симбирской истории и культуре нашли свое место на страницах дневника Жиркевича.
Так сложилось, что старость моего деда совпала с революцией и гражданской войной.
Человек, проживший достойную жизнь среди интереснейших людей своего времени, тонкий ценитель искусства, был вынужден жить в годы, полные невзгод и лишений. Как сейчас представляю: он, уже пожилой человек, бредет по Симбирску в подаренной правительством города шинели (до этого была генеральская шинель, за которую его – бывшего генерала русской армии – могли просто убить)… Я могу гордиться своим дедом: даже в это страшное время он остался Человеком с большой буквы и талантливым бытописателем своего времени.
Он фиксирует день за днем: ему самому пришлось несколько раз менять квартиры, причем из более достойной переезжал в худшую, на улицах лежали умирающие люди и так далее.
- Поражает объем дневника – 8,5 тысячи листов. Значит, речь идет о разрозненных страницах?
- Его дневник состоит из множества книгтетрадей в твердых переплетах. Иногда объем листов доходит до 280 страниц. Почерк у Александра Владимировича – очень неразборчивый.
Порой одну такую тетрадь я расшифровываю года полтора. Самое сложное – расшифровка симбирского периода. Ведь именно здесь, уже в годы гражданской войны, когда город то и дело переходил из рук в руки, Александру Владимировичу приходилось прятать дневник. Я знаю, что какую-то часть он даже прятал в землю, потому что на некоторых листах сохранилась земля, видны подтеки. Это пачки листов, перевязанных веревками. Отдельная тема – альбомы Жиркевича, куда он вклеивал визитки, открытки, письма, фотографии, все, что могло сохранить память о встречах с интересными людьми своего времени. О каждом документе он оставлял пояснение, например, дополняет: «друг Пржевальского» или «друг Плещеева», «встречались у Толстого». Можно сказать, что пол-России прошло через эти альбомы и его дневник. К сожалению, дневник симбирского периода, а это время страшного поволжского голода и разрухи, часто заполнялся разбавленными чернилами красного (свекольного) или зеленого (из медицинской зеленки) цвета.
Многие листы почти не читаемы.
- Наталья Григорьевна, расскажите, как дневник попал в музей Толстого?
- Александр Владимирович понимал значение своих дневниковых записей и все годы мечтал передать их в государственные архивы или музеи. Еще в начале 20-х годов он стал предлагать их. Его личный архив вызывал огромный интерес, но в стране была такая разруха, что у государственных музеев не было денег, чтобы вывезти архив из Симбирска.
Совершенно случайно в 1925 году в Поволжье находились сотрудники музея Толстого в Москве Шохор-Троцкий и Жданов. Они собирали материал о молодом Толстом, который несколько лет учился в Казанском университете.
Эти исследователи были настоящими энтузиастами своего дела: для того, чтобы купить билет и иметь деньги на дорогу, один из них продал свою шубу. Посетив Ульяновск, они услышали о Жиркевиче, а узнав, что он трижды посетил Ясную Поляну и переписывался с Толстым, решили забрать архив. Кроме дневника, они увезли 4500 писем от 552 респондентов, 13 альбомов с автографами и альбомы с фотографиями.
«Ваша жизнь должна быть в России»
- Дневник Александра Владимировича заканчивается 1922 годом. А что было потом?
- В 1922 году умерла Екатерина Константиновна и Александр Владимирович принял решение вернуться с дочерьми на родину, в Вильно, однако Польша, в составе которой город находился с 1920 по 1939 годы, не впустила его как русского генерала. Готовясь к отъезду, он решил оставить свою коллекцию городу. Опись начиналась словами «Родине и русскому народу». После передачи коллекции Александр Жиркевич влачил жалкое существование, служил архивариусом в Губфинюсте. Он по-прежнему мечтал хоть чем-то помочь своим дочерям и в 1925 году снова подал прошение на выезд, с условием выехать временно, только на три месяца. Он считал, что этого срока будет достаточно, чтобы вступить в права наследства своей покойной жены и продать ее усадьбу – помочь детям, которым нужно было учиться. Но, приехав в Вильно, он узнал, что вступить в права наследства он сможет, лишь приняв подданство. Ему пришлось согласиться с этим. А через год, в 1927-м, он умер. Когда моя мама хотела ехать ухаживать за ним, он написал: «Я запрещаю это делать, Ваша жизнь должна быть в России…».
- Когда Ваша мама, Тамара Александровна, приняла решение заняться дневником отца?
- В 1971-м. Она работала с ним 13 лет. В те годы было правило: работавший с архивом не имел права что-либо выписывать. Мама читала, пыталась запомнить, потом выходила на крыльцо и записывала прочитанное своими словами. Позднее сотрудники музея прониклись к ней доверием и попросили начать составлять картотеку упоминаемых лиц в дневнике. Мама умерла в 83-м. Умирая, завещала мне продолжить работу с архивом ее отца.
- Наталья Григорьевна, Вы говорили, что сумели расшифровать только часть архива. А Вам есть кому завещать начатое дело?
- Вот уже 25 лет я занимаюсь архивом Александра Владимировича Жиркевича. Мне самой много лет, и я тревожусь, успею ли обработать все материалы о Репине, с которым Александр Владимирович был в близких, дружественных отношениях почти 20 лет, подготовить к изданию хотя бы первые десять тетрадей дневника и еще массу другого интересного материала. Я смотрю на огромное количество нерасшифрованных листов дневника, на пачки писем. Ведь все это – не просто история моего рода. Это история эпохи… Меня очень волнует дальнейшая судьба архива моего деда. Мой сын – анестезиолог в кардиологии. Он уважает то, чем я занимаюсь. Мои внучки работают, и я понимаю, что им нужно много сил, чтобы определиться в профессии. Я чувствую, что моим близким интересно то, что я делаю, но вижу, что пока ни сын, ни внучки не имеют возможности помогать мне. Остается надеяться… Я ведь тоже начала работу с архивом деда уже зрелым человеком. Иногда появляются люди, которые берутся мне что-то перепечатать, в чем-то помочь, но постоянных помощников у меня нет.
Это меня тревожит. Если кто-то из исследователей захотел бы поработать с архивом, я была бы счастлива. Сама уже не успеваю.
Людмила ДЯГИЛЕВА.
Дата публикации: 30-10-2012 Автор:
